Из личных воспоминаний...
Перед призывом в армию я занимался в парашютной секции при Керченском ДОСААФ. Служить попал в десантные войска. Месяц карантина провели в г. Чирчик Ташкентской области. Степень нашей боевой подготовленности была такая: мы три раза провели стрельбы на полигоне, и столько же раз совершили прыжки с парашютом. 10 декабря нашу роту подняли по тревоге. Выдали автоматы, подсумки с магазинами, и привезли в Ташкентский аэропорт. Обычным пассажирским ТУ-154 прилетели в Кабул. Направили в расположение бригады в г. Гардез. Распределили по батальонам, ротам. Нашу роту вертолётами перебросили сначала в Кундуз, а потом в Имамсахиб. Меняли мы старослужащих-гранатометчиков – «АГС-ников». Наше расположение – на окраине города. С одной стороны – «зелёнка», с другой – сам город. Двор 500 х 500 м, огороженный забором, по углам и в центре – вышки с пулемётами. Жили в казармах повзводно. Ночью 25 декабря «духи» решили нас «прощупать». Это был первый обстрел, всё неожиданно и непонятно. Мы открыли ответный огонь. Утром «духи» отошли. Потерь у нас не было. Были ли убитые и раненые с той стороны – сказать сложно. «Духи» их никогда не оставляли. А вот зенитный пулемёт нам достался. Наше боевое крещение состоялось. Через месяц нас сменили пограничники.
«Вручили» нам афганскую колонну, и мы «потащили» её в г. Мазари-Шариф. После сопровождения на своей штатной технике пошли через Кундуз на Гардез, и уже оттуда – на постоянное место дислокации 3-го ДШБ – в Баракибарак. 15 суток у нас заняли эти передвижения, и, на удивление, нас никто не зацепил, ни одного выстрела. Просто повезло.
Стояли мы у подножия горы, мимо нас дорога шла на Кабул. Сам город, как мы его называли – «Бараки», раскинулся за горой. Батальон был усилен взводом АГС, артиллерией – гаубицами, установками «Град», минбатареей.
Всё было: и прочёсывания, и зачистки, и засады, и сопровождение колонн.
Колонны сопровождали по маршруту Гардез – Кабул и обратно. Численность машин в колонне была разная. Если бригадная – машин 30-40, армейская до 200 машин доходила. В зависимости от численности колонны назначались и силы сопровождения – от роты до практически всего батальона. Сопровождали штатной бронетехникой. Сначала выдвигался отряд обеспечения движения: сапёрное отделение, 2 БМД. Потом стали танк придавать. Отряд уходил часов за пять до начала движения колонны. Сапёры шли пешком и «прощупывали» дорогу от Гардеза до Кабула.
Бронетехнику «вставляли» через каждые 10-15 машин. Кроме того, на дороге, на наиболее опасных участках вероятного нападения, через каждые 250-300м ставили по единице «брони». Личный состав заранее занимал позиции. В моей роте за два года на сопровождении человек 15 погибло, а сколько ещё ушло по ранению и инвалидности – не помню. Это и подрывы на минах, и обстрелы из засад.
Полной укомплектованности боевой техникой тоже не было – тот подорвался, того подбили.
Мины были разного производства – американские, итальянские, чехословацкие. Были и самодельные. Опасная у саперов была работа, подрывались они часто. Мины были и обычные – на нажатие, и дистанционные, и на замыкание. При попадании щупом на мину, установленную на электрозамыкание, сразу погибло двое сапёров, и двое были ранены. Один из них – легко, а Володе Беренчуку – он наш, крымский, лицо буквально «стёрло».
Названия всех кишлаков, которые ходили «чистить», уже не упомнишь. Нас или «вертушками» перебрасывали, или бронетехникой. Но всё равно до указанного места ещё «топали» пешком от 6-7 часов до суток. Ходили и на «зачистки» после действий авиации. Допустим, разведданными установлено, что в таком-то месте (или кишлаке) находится склад вооружения или достаточно крупное бандформирование, подавить сопротивление которого батальон своими силами не сможет, или сможет, но с большими потерями. Тогда работает авиация. После нанесения бомбовых ударов мы идём на «зачистку», но зачищать там, собственно говоря, уже нечего. Это проверка на уничтожение. От кишлака оставались в лучшем случае руины. Он уничтожался со всеми людьми, скотом и постройками. Неприятное зрелище.
На операциях с нами обязательно работали авианаводчик и арткорректировщик. Вертолёты могли и не «сработать», особенно в ночное время, а артиллерия всегда «сработает».
Иногда выходили и на операции по реализации разведданных. Это, в основном, операции кратковременные. Информация шла и «сверху», и в батальоне у нас было пять советников. Это мы их называли советниками. Сейчас мне представляется, что, скорее всего, это были представители ГРУ или «комитетчики». Все в звании не ниже подполковника, ходили они в штатском. У них были свои осведомители в бандах, кишлаках.
В засады на караван уходили за сутки или двое, при получении информации о времени его прохождения. Обычно выделялись 2-2,5 взвода, придавали гранатомётчиков. Брали только опытных ребят. Забрасывали «вертушками» Ми-8. Мы выпрыгивали на ходу, на высоте 1-1,5 м от земли. Дальше, до места засады, шли пешком. У многих понятие «караван» сочетается с верблюдами, ослами. У нас передвижение было на машинах – тойотах, пикапах. Они пробирались ночью между горами, по ущельям. От 15 до 20 машин. И с оружием караваны брали, и с наркотиками.
Если караван шёл с оружием, тогда только дозор «духи» высылали на четырёх машинах. Я со своим пулеметным расчётом и гранатомётчиками в основном сидел на уничтожение дозора. Один взвод – огневая точка – на уничтожение самого каравана, другой – на его «закрытие», чтобы отойти не смог. Помимо этого, оставляли людей на свое собственное прикрытие, чтобы «духи» нас с тыла не обошли. «Вертушки» не вызывали, обходились своими силами, да и ночью они практически не летали. На моём опыте – у них всего раза два были ночные вылеты.
Если через двое суток караван не появлялся, значит, произошла утечка информации, и караван ушёл обходными путями. На перехват караванов ходили не менее двух раз в месяц. Все операции, в основном, проходили успешно. За всё время мы раза три просчитались, когда караван не появился.
Когда перехватывали бандформирования, уже приблизительно располагали информацией о численности противника. Заранее рассчитывали количество людей и техники, привлекаемых к операции. Один раз сели в засаду, и сами в неё попали. Мы ожидали перехода банды. Она действительно появилась, но не одна. Как потом оказалось, шла передислокация: одни уходили на отдых в Пакистан, а другие шли из Пакистана. Тогда у нас «духи» взвод выбили – 16 человек. Ребята думали, что это идёт отряд – человек 15, а это шёл только дозор. Ребят своих мы отбили, но в живых из них уже никого не осталось. Это было в районе Бараков.
Зимой у нас было более или менее спокойно. Начинается весна, «зелёнка» начинает зеленеть, начинается и активное движение со стороны «духов». Зимой наша бригада участвовала в Панджшерской операции. Это армейская операция. Но у каждого была своя задача, каждый действовал на своём направлении. Мы шли по дну ущелья на бронетехнике. Первые сутки сопротивление было очень сильное. Мы «напоролись» на стену огня. У «духов» на сопке стояли безоткатные орудия, зенитки – одностволки, крупнокалиберные пулемёты. Тогда у нас были большие потери. Потом мы взяли эту сопку, подняли на ней флаг – тельняшку, и пошли дальше. Больше такого сильного сопротивления не встречали. В общей сложности на операции мы пробыли неделю. Тот участок, что отбили, передали «царандоевцам», развернулись и уехали.
За два года в моём взводе погибло трое. Валерка Шарафутдинов погиб на «прочёске». Пулевое ранение. Двое погибли при сопровождении колонны. Одному из них, при попадании из гранатомёта в броню, оторвало ногу. Пока прилетели вертолёты, он скончался от кровопотери и болевого шока.
А в бригаде от нашего осеннего призыва – 1500 человек – осталось всего 700. 800 человек – это общие потери больными, ранеными, убитыми. Многих комиссовали по заболеванию брюшным тифом и вирусным гепатитом. Первой весной переболел практически весь состав батальона. Меня всё миновало – и ранение, и тиф, и гепатит.
