Только личные воспоминания:
В Афганистан я убыл по замене из Грузии, где служил на аэродроме «Вазиани» офицером боевого управления командного пункта 982-го истребительного авиаполка Здесь же базировалась и авиация ВВС Афганистана. Летали афганцы на наших самолетах – СУ-17. Охрана аэродрома осуществлялась в том числе подразделениями 5-й гвардейской 283-й иад ВВС Закавказского военного округа. Служить попал в г. Шинданд, на ародром, где базировалась наша авиация – полк Миг-23 млд, эскадрилья СУ-17, вертолетный полк. мотострелковой дивизии, в распоряжение которой я был направлен.
Офицер боевого управления должен осуществлять наведение самолетной и вертолетной техники на воздушные и наземные цели с помощью радиолокационных средств. В условиях специфики войны в Афганистане, для успешных действий наземных частей была крайне необходима помощь авиации. Из числа офицеров боевого управления формировались группы боевого управления, которые находились непосредственно в боевых порядках мотострелковых подразделений и осуществляли боевое применение авиации для их поддержки.
Задача передового авианаводчика – вызов авиации и корректировка огня. Практически все операции в Афганистане проходили при участии авиации. Перед выходом мотострелковых подразделений первоначально шла «обработка» местности – боевые вертолеты и самолеты наносили бомбовые или пушечные удары по намеченному району действий. Только после этого шла пехота, блокировала местность, и осуществляла ее прочесывание. Если подразделения наталкивались на сильное сопротивление противника, или не могли с ходу овладеть каким-либо укрепрайоном, вызывалась авиация. Авианаводчик скрытно выдвигался практически в расположение душманов, определял места их сосредоточения, следил за передвижениями, и по рации вызывал авиацию с указанием точных координат для нанесения ударов. При необходимости авиация вызывалась повторно. После нанесения авиаударов мотострелковые подразделения шли на зачистку.
«Духи», которые несли большие потери в результате нанесения бомбовых ударов, «охотились» на авианаводчиков и оценивали их жизнь в 80000 долларов.
Всего за Шиндандской дивизией было закреплено четыре авианаводчика, поэтому нагрузка на нас приходилась очень большая. Мы постоянно были задействованы на боевых операциях. Иногда отдых между операциями составлял всего 2-3 дня. Слава богу, все вернулись домой живыми. Но процент гибели среди авианаводчиков в Афганистане был достаточно высоким.
`Я принял участие в 14 операциях. «Работал», в основном, с разведротой 371-го танкового полка. На операции выходили при получении разведданных о месте дислокации бандформирований. Выдвигались мы либо на бронетехнике, либо забрасывались «вертушками». Боевыми действиями 5-й дивизии охватывались значительные по площади провинции Афганистана – Герат, Чагчаран, Гильменд, Кандагар. В 1985г. части дивизии участвовали в Панджшерской операции.
Воевали мы и в горах, и в зеленой зоне. С собой, кроме личного оружия и боевого снаряжения, авианаводчику приходилось «тащить» рацию Р-809м с запасным аккумулятором весом соответственно 28 и 10кг.
[Об условиях, в которых советские военнослужащие воевали в Афганистане, о характере и специфике боевых действий, можно судить из писем Сергея жене Ольге:
«…Не писал долго потому, что с 12 мая по 8 июня был на операции. 10 июня ушел на реализацию (это то же, что операция, только вид «сбоку»). Очень тяжело, когда операция идет долго, типа, как майская. Я измотался сильно. Сначала две недели лазили по горам, 4-4,5км высотой. Знаешь, в жизни бы ни подумал, что туда можно залезть. А тут без всяких веревок, да самое худжшее то, что лазили только по ночам. Темень, ничего не видно. На себе понавешено черт знает сколько, и лезть надо след в след, чтобы, не дай бог, на мину не напороться, да еще и не шуметь.…За один такой подъем и спуск я терял не меньше 10кг. В горах, когда лазили, разок грохнулся хорошо. Метров 7 летел вниз. Упал на спину. Спасло то, что в рюкзаке свитер лежал, и одеяло – смягчило удар, да за кусты уцепился, а то лететь бы мне еще метров 700 дальше. Правда, я это только днем увидел, а тогда зубы сцепил и полез дальше. Потом спустились вниз, и остальные дни чистили «зеленку». Здесь кишлаки в горах крайне редки, а все они, в основном, по руслам рек расположены (обычно, метров 10-20 шириной, глубиной 1-1,5м, с очень быстрым течением), или там, где есть вода. Кишлаки довольно густо засажены садами и деревьями, а на карте это все зеленым цветом отмечено, отсюда и название – «зеленка». Обычно «духи» и обитают там. Ну и в горах, конечно, тоже. В любом кишлаке полно кяризов. Это такой колодец, а в нем куча ответвлений прорыто, типа пещер. Очень трудно туда добираться, запросто можно схлопотать пулю. Все дома как маленькие крепости, дувалы по полметра толщиной, из глины, только снарядом пробить можно. Улочки кривые, узкие, и запутанные до невозможности. Идешь по улочкам, нервы ло предела напряжены, голова на все 360 градусов вертится, хрен его знает, откуда в тебя стрелять начнут.
Я, кстати, хорошо научилося стрелять «навскидку», не целясь. Попадаю хорошо. На моем счету уже второй «дух». Нас шло 10, и их тоже было 10: трое сверху, семь в пещере. Хорошо, мы их раньше увидели. Тех, что сверху, уложили сразу, остальных гранатами забросали. Уже привык к крови, спокойно смотрю на оторванные руки, ноги и прочее. Здесь война, и от этого никуда не денешься. Наших тоже гибнет порядочно.
На реализации был в старом Шинданде, это в 30км от нас. Бесцельно пролазили целых два дня. Ни одного «духа», все ушли. А вчера ночью эти «духи» обстреляли из ракет аэродром. Мы всю ночь не спали, ждали, что нас вызовут, но не вызвали…»
«…Устал я страшно, и что плохо, устал морально. На этот раз ходили чистить город Герат, в нем было полторы тысячи духов. Когда пошли по улицам, по нам влупили со всех видов оружия. Дома, в основном, джвухэтажные. Со вторых этажей с гранатометов лупят, с первых – из автоматов и пулеметов. Доходило до того, что стреляли из пистолетов, с расстояния в 10-15 шагов. Своими глазами видел, как подожгли наш танк, а он с разгона врезался горящий в дом, где сидели «духи», и взорвался вместе с ними.
Страха не чувствуешь, остается дикая ярость, да еще ненависть. Доходило чуть ли не до рукопашной. Не знаю, убил ли я кого-нибудь, там такой ад был кромешный, что некогда было смотреть. Обычно мы ходим без бронежилетов, а тут комбат заставил меня надеть. Плюс на груди у меня висела сумка с магазинами, так называемый «лифчик». Пуля попала в магазин с патронами, пробила его, вдавила в меня пластину бронежилета и застряла. Так что сейчас у меня на груди здоровенный кровоподтек, и все. Хорошо, что из автомата, если из винтовки, пуля от нее прошибает этот бронежилет насквозь. А капитана и бойца, что рядом со мной шли, убили. Вообще у нас за два дня около ста убитых, это очень много. Вышли мы из Герата на третий день…»
«…Пришел с операции 3 июля. За эти месяцы здесь судьба меня спасает уже второй раз. 26 июня залезли на гору. Меня по радиостанции вызывают: «Прибыть на КП дивизии». Спустился. Стоит БТР, меня ждет. Сели, поехали. Навстречу едет другой БТР, а на нем сидит один майор пехотный, мой хороший знакомый. Говорит: «Тебе там делать на КП нечего, давай, здесь посидим, подождем». Я слезаю. БТР поехал в дивизию. Успел проехать метров 400, и подрывается на противотанковой мине. Башня отлетела метров на 10. Двоих солдат внутри разорвало в клочья, два других умерли в госпитале…».
«…Вадику Лебедеву посмертно присвоили орден Ленина. Мы этому, конечно, рады, но человека уже все равно не вернешь. Нам через три операции, если все будет нормально, пошлют на ордена, но не знаю, я лично выпрашивать не собираюсь. Хотя очень обидно, когда здесь получают ордена и медали люди, ни разу не бывавшие ни на одной операции, не знающие, что такое вой снарядов и мин, и не слышавшие свист пуль. Ну, да ладно. Очень хочется только вернуться домой, к тебе и сыну…».]
Я был удостоен ордена Красной Звезды после операции, на которой был ранен. Правда, представляли меня к ордену Красного Знамени.
[Из личного дела офицера Дроздова С.П.: представление к ордену Красного Знамени, подготовленное временно исполняющим обязанности командующего ВВС 40А полковником Григоруком.
«…Участвовал в 10 операциях по уничтожению бандформирований мятежников. Является специалистом 1 класса. Быстро ориентируется в сложившейся боевой обстановке, уверенно управляет экипажами над полем боя, сохраняя выдержку и спокойствие. 20 июня 1985г. в составе танкового полка участвовал в блокировании н.п. Сиавушан в провинции Гильменд. Умело наводил фронтовую и армейскую авиацию на огневые точки мятежников, где было уничтожено около 30 мятежников, захвачено более 150 единиц стрелкового оружия, большое количество боеприпасов к ним, противотанковые и противопехотные мины.
10 июля 1985г., находясь в составе мотострелкового батальона, участвовал в прочесывании ущелья Бачи-Кучак южнее г. Шинданд 20км. Грамотным управлением армейской авиацией обеспечил безопасное занятие высот батальоном. Были уничтожены 3 активные огневые точки мятежников.
25 июля 1985г. стажировался в качестве начальника группы боевого управления в г. Герат. Уверенно управлял экипажами, своевременно обеспечил авиационную поддержку сухопутных войск. По результатам действия фронтовой и армейской авиации было уничтожено около 90 мятежников и более 160 ранено.
22 августа 1985г., при проведении операции 20км северо-восточнее г. Чагчаран в провинции Гур, находясь в составе разведроты, при прочесывании ущелья встретили сильное сопротивление со стороны мятежников из ДШК и безоткатных орудий. Под управлением ст. лейтенанта Дроздова дважды были нанесены бомбоштурмовые удары. В сумерках группа попала под прицельный огонь душманов. Во время боя получил тяжелое ранение в обе ноги. Поле боя не покинул, управлял авиацией, пока не был эвакуирован в госпиталь.
Достоин награждения орденом Красного Знамени.
Сентябрь 1985г.».]
В той операции нас было ранено двое. А с того места, откуда в меня стреляли «духи», ребята подобрали две гильзы. Я их храню до сих пор. Вертолетом доставили в Шиндандский госпиталь. Потом самолетом – в Ташкент. На долечивании находился в Киеве. И в Керчь, к семье – жене и четырехлетнему сыну, о встрече с которыми так мечтал в Афганистане.
[Из письма домой: «…У меня сейчас над кроватью висит коврик, а на коврике фотография – ты с Андрюшкой, и ключ от квартиры, чтобы всегда помнить о тебе. Хотя, конечно, я помню всегда о тебе и без ключа. Очень соскучился по тебе и Андрюшке. Хочется взглянуть на него, каким он стал. Хочется только вернуться домой…».]
