Здесь была фронтовая дорога на Керчь
Через смертью дышавшие склоны.
Глядя в синею даль, вспоминает матрос,
Как с волною ноябрьской , пенной
Шел на берег десант и как втискивал торс
Он промерзший песок Эльтегена…
Г. Матвиенко
Болюбаш Яков Харлампьевич родился 15 сентября 1921 года в селе Казначеевка Магдалиновского района Днепропетровской области в семье крестьян. До призыва на военную службу жил в селе, помогал родителям.
В 1940 году был призван на службу на Балтийский флот, в Краснознаменный учебный отряд подводного плавания им. С.М. Кирова КБФ г. Ленинград.
Во время войны оказался в блокадном Ленинграде. В составе отряда моряков воевал на Ленинградском фронте. В июле 1941 года направлен служить матросом на малые катера, которые в ноябре 1943 года участвовали в Эльтигенском десанте.
Яков Харлампиевич вспоминает: «Начало ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 5.07.1941 г. наш отряд по тревоге подняли и направили в район местечка Котлы, расположенного в 50 км. от г. Кингусска на север, где находился большой аэродром, в состав Специальной морской бригады, сформированной из курсантов Высших Военно-Морских Училищ им. Фрунзе, инженерного им. Дзержинского, Военно-Медицинской Академии и нашего учебного отряда подводного плавания.
Нашу 10-ю роту учебного отряда зачислили в 4-й Истребительный батальон по борьбе с парашютистами. С последними бороться не пришлось, а вот летчиков со сбитого «Хенкеля» искали всю ночь, они, как потом их радио сообщило, спрятались под мосточком, по которому мы пробежали, а после добрались в свою часть.
Июль и август, передвигаясь на запад, ночами рыли ходы сообщений, возводили блиндажи и окопы. Грунт каменистый, рукавиц не было, ладони рук покрылись сплошными кровавыми мозолями и ссадинами. Числа 20.08.1941 г. мне пришлось наблюдать эстонца, заготовлявшего сено, рядом стояла арба. Это наводило на мысль, что мы находимся на границе с Эстонией.
21.08.1941 г. солнце на закате, проделывая обходной маневр, вышли на какую-то дорогу. Впереди фронтом, по бездорожью, по полю мчатся полные повозки с эвакуирующимся населением, с их легкими пожитками, а из-за пролеска немцы по ним кроют минометным огнем, слышны крики проклятий и плач детей.
Бежим. … Ура! За Родину! За Сталина! Взвились на парашютах ракеты, высветившие все поле боя и сплошную массу народа бегущего вперед. Немцы ведут плотный кинжальный огонь трассирующих пуль автоматов и минометов. Придерживаюсь командира взвода ст. лейтенанта Галаганова. Будь, что будет, куда он туда и я. Слышу, что-то где-то глухо упало. Ракеты потухли, темень. Впереди на земле вижу, тлеет огонек папиросы. Мелькнула мысль, кто в такой обстановке может курить? Нас было человек десять и в этот миг сильнейший взрыв. Меня приподняло, я падаю, приземляясь лицом вниз. Слышу стоны, крики, зов – папочка, мамочка, родные, помогите, умираю, спасите! А я жив? Сжимаю кулаки, чувствую в них силу – значит, жив, но ладонь левой руки полная крови. Подхватываюсь, чувствую по левому бедру, стекает такая же кровь. Догоняю командира, спрашивает: ранен? Подтверждаю: ранен.
В это время наши подводят к нему старика. Он говорит, что здесь рядом блиндаж – большое сокровище. Спускаемся, он слабо освещено фонарем «летучая мышь», полно женщин с детьми.
Командир по карте уточняет обстановку, старик показывает расположение огневых точек немцев. Мне делают перевязки. Осколки этих ран ношу до сих пор. Рассвело, наши из сарая ведут пленного немца. Подошла машина скорой помощи, меня в машину, еще несколько человек и в полевой медсанбат, расположенный около 20 м от железной дороги. Сделали перевязки, завели историю болезни с записью (справка из архива военно-медицинских документов от 15.01. 1981 г. №94193 б/з) «Осколочные ранения правого глаза, множество ранений мягких тканей обеих конечностей ног и левой кисти. Примечание: При выписке из госпиталя острота зрения не указана. Осложнение: гнойная язва роговицы правого глаза». К вечеру сильная резь в обоих глазах, невозможно смотреть на солнце, закапали, забинтовали оба глаза. Стемнело, в подошедший санитарный поезд меня посадили в вагон, ночью прибыли в Ленинград. Там нас уже ждали машины скорой помощи. Меня направили в эвакогоспиталь № 1170 – (больницу им. Эрисмана) в главное отделение. С эвакуацией госпиталя 8.09.1941 г. перевели в Военно-Морской госпиталь Балтийского Флота. Из госпиталя выбыл 17.09. 1941 г. в Батальон выздоравливающих. Несмотря на остаточные ранения правого глаза и отсутствие указания остроты зрения меня в конце сентября 1941 г. в составе батальона направляют на фронт вторым номером пулемета «Максим» в 4-ю Морскую Бригаду, действующую в районе пос. Невской Дубровки, это в 70-80 км вверх по течению р. Нева, самое близкое расстояние до ж.д. станции Мга, освободить которую значило разорвать кольцо блокады Ленинграда.
При отправке и прибытию на место, из-за отсутствия военного снаряжения, нам его не выдали, мы оказались безоружными. На месте мы получили деревянные макеты винтовок для занятий в ближнем и рукопашном бою. Не дай бог, если бы немцы высадили в это время десант автоматчиков, мы были бы уничтожены.
В первой декаде октября 1941 г. прибыло необходимое вооружение и во второй декаде ноября ночью мы вышли из района Невской Дубровки и пройдя 15-20 км выше ее оказались в районе 8-го ГЭС и лесоперерабатывающего мебельного комбината с задачей: с предрассветном сходу захватить плацдарм на правом берегу. Так как тут уже были оборудованы пулеметные гнезда, ходы сообщений, и землянки это подсказывало, что в этих местах проходили жестокие бои наших подразделений 4-й Морской Бригады.
Правый берег в этом месте до двух метров высоты, опутан непроницаемой широкой стеной колючей проволоки с оборудованными бетонными дотами.
Пошли в атаку. Мы с пулемётом с левого фланга в окопчике ведём огонь по огневым точкам противника. К окопчику подбегает какой-то военный: «Переведите огонь на своих! Смерть изменникам Родины!» Эти слова как-то не доходят до моего сознания. Глянул вправо - передние шеренги, в 15-20 метрах от берега, в большинстве идут с поднятыми верх руками, задние от своих или немецких пуль падают на лед. Первый скорректировал прицел ствола, очередь прошла над головами своих, второй очередью - вновь по огненным точкам немцев. Видимо наш пулемет начал немцам дошкулять, они направили на нашу точку шкальный огонь минометов. Мины буквально рвутся у самого окопа. Земля и песок сыплется с потолка, мы, как цыплята жмемся один к другому. В этой свистопляске огня вижу зигзагами с перекошенным лицом, бежит наш командир отделения Яблоков, во все горло кричит, перекрикивая взрывы: «За мной! Бегом!». Мы за ним, нога в ногу, укрылись за мощными стволами сосен.
Что здесь главное?
- Отсутствие, у нас на то время, средств разрушения фортификационных укрепления противника;
- Следствие-неприступность правого берега занятого противником и не эффективность выполнения поставленной нам задачи;
- Расстрел «изменников» Родины. Если разобраться, какие они изменники? Однако этим все не кончилось
- На другой день, по возвращению остатков нашего подразделения обратно в район Невской Дубровки, нас встретили две автомашины, одна ЭМКа, вторая черный ворон, у всех на глазах, с командира нашего подразделения, прибывшие грубо сорвали погоны, и затолкали во вторую машину. По прибытию на место определили «трусом» рядового бойца, козлом отпущения и расстреляли его перед строем. Надо полагать, что такая же участь постигла и командира.
30 ноября 1941 г. после переформировки, темным вечером, проводник по цельному льду, и менее поражаемой зоной, провел нас на правый берег плацдарма Невской Дубровки, который был крутой и высокий с немного скошенной кромкой, на нем мы и рассредоточились. Немцы всю ночь монотонно, минометным навесным огнем обстреливали наши позиции. Сильный мороз, мы дрожали от холода и голода. На кануне, полученный двух суточный скромный блокадный поек, чтобы даром не пропал, если придется погибнуть, был съеден. Рассвело.
Много позже, в мирное время, по телевизору мне пришлось смотреть работу нашего лунохода и высадку американских космонавтов на луну. Поверхность ее была вся сплошь взрытая большими и малыми воронками. Стоп! Где же было мною еще такое видено? И в памяти предстала панорама плацдарма Невской Дубровки в то хмурое утро 30 ноября 1941 г. только с добавлением торчащих из земли разбитой обуви, кусков шинелей и ватников и вдобавок человеческих костей… Это панорама сопутствует мне всю мою жизнь.
Началась слабая артподготовка. В небе появился наш корректировщик огня У-2. Из-за леса стрелой явился немецкий «Мессершмидт» выпустил по нему очередь, и он развалился на части, летчик спускается на парашюте. «Мессершмидт» разворачивается и дает по нем вторую очередь. А мне представилась другая картина. Над входной аркой Балтийского Флотского экипажа, длинный плакат-картина, голубое небо, летит «Мессер» с шлейфом отработанных газов за ним, что определяет высокую скорость, а наша двукрылая Чаечка, - прототип У-2, вокруг него проделывает мертвую петлю и надпись «На земле и над землей мы зажмем врага петлей». Этот эпизод, после, часто наводил на невеселые раздумья.
Артподготовка закончилась и мы, по-пластунски не подымая головы, из воронки в воронку ползем. Не слышно ни какой команды. Я как вылез из своей воронки, так и ползу по-над берегом. Слева от меня вклинилось непонятное отделение с неполным штатом и экипировкой, старших по возрасту, грязных и обросших личностей, позади с пистолетом, подталкивал их вперед холеный капитан. Я сейчас полагаю, что это были какие-то штрафники-смертники. Смотрю из воронки влево и назад, своих не видно.
Впереди бетонированное сооружение дота, обнесенное мощной стеной колючей проволоки. Справа, наклонным спуском дорога пошла к реке.
Из дота появился рыжий офицер в шинели мышиного цвета, увидя нас выстрелил желтой ракетой, за ракетой полетели мины. Чувствую с правого бедра ноги тупой удар и поток теплой крови. Минометный огонь перенесли левее, а ко мне снизу склона дороги по-пластунски поспешает девушка санинструктор: «Миленький, ранен?». Подтверждаю кивком головы, рукой показываю место ранения. Лежа сделала перевязку: «А стемнеет, спускайтесь ниже, я вас переправлю на ту сторону в медсанбат».
Собралось нас человек 10 ходячих. Добрались до середины реки. Немцы, как будто нас только и ждали: подвесили осветительные ракеты, забросали минами. Мины рвались, кроша лед, кругом вода блестит. Я со всей амуницией в брешь пошел под лед, чувствую, течение тянет, блеснула мысль, - конец, рванулся, уцепился за кромку проруби. Блокадный паек… обессилил, не могу выбраться из ледяной купели.
Зову не своим голосом о помощи.
В конце концов, по своему зову сердца или по приказанию санинструктора, один из раненных отделился от группы и под обстрелом возвращается на помощь, вытащил меня, и мы добрались до берега. В медсанбате сделали перевязку. Завели историю болезни с записью (справка из архива военно-медицинских документов от 7 января 1981 года № 187, Пулеметчик, 4-я Морская бригада рядовой Болюбаш Яков Харлампиевич, 1921 года рождения. На фронте ВОВ получил 30 ноября 1941г. слепое осколочное ранение мягких тканей нижней трети правого бедра). Я в валенках, их морозом, как железным обручем, стянуло ноги. Пришлось разрезать сверху до пяток, а возле операционной стояли сапоги, предложили их, пришлось обуть, хозяину они уже без надобности. В Ленинграде определили в эвакогоспиталь № 63, который размещался в Леспромакадемии на Лесном.
Паек 150 гр, что-то только на словах, похожее на хлеб, плюс 75 гр, сухарик из серого хлеба, что составляло 300 гр хлеба в день. Приварок 3 раза болтушка из крупы дробленной и ячменя. Пошли отеки ног, начали кровоточить десны.
С января 1942 г. моряков уже направляли во Флотский экипаж для комплектования экипажей кораблей. И вот здесь, в течение месяца, я хватил лиха, которое осталось кошмарным сном на всю мою жизнь! Поек, такой же, что в госпитале, но холодина! Окна забитые толью, только одна шибочка светится вверху, железные койки голые, у всех недержание мочи. Канализация вся заморожена, не работала.
Утром ломами все скалывали и на носилках выносили во двор. За это время меня, передвигался только ночью через весь город пешком, три раза пытались определить на эсминцы. Посмотрят, что я почти больной, расспросят прохождение службы, а я с боевой торпедой не обращался, и возвращают обратно. В конце концов, определили на подводную лодку К-5414 Дивизиона подводных лодок, штаб его находился на плавбазе «Иртыш». Врач осмотрел меня, белье, а там, в складках вши, как пуговки. После санобработки и бани пригласили в столовую. Поскольку ночью, ужина уже не было, открыли баночку рыбных консервов, чай с сахаром и 200 гр хлеба. Это уже что-то.
Через три дня, после наблюдения врача, направили на базу Канал Грибоедова, 133, где жили экипажи подводных лодок.
Обед подали из 3-х блюд, глазам не поверил, что здесь еще существует рай!
Экипаж лодки только формировался, состоял из 10-ти человек, в том числе за старшего команды был командир группы движения инженер-капитан лейтенант Шавин, добрейший души человек. Они ходили на работу по восстановлению табачной фабрики, а меня как больного оставляли дневальным в кубрике. К задней спинке кровати выше подвязывали два полотенца для оттока жидкости из ног. По утрам Шавин посылал в комнату командира базы, где они вдвоем обитали, делать маленькую приборку.
К весне я окреп и вместе с ними ходил работать на подводную лодку, стоявшую у пирса Металлического завода, что в районе Невской Лавры. Что собой представляла подводная лодка? Относилась к крейсерским, типа «К», имела 10 торпедных аппаратов, из них 6 носовых и 4 кармовых, 4шт. запасных торпеды, 2 оружия (калибра уже не помню), мины для постановки минных полей (количества их не помню), но они занимали полностью центральный отсек, готовность ее составляла 86-90%. Командиром и был назначен капитан 2-го ранга Лепешкин.
Наступило лето 1942 года. Немцы вторично заняли г. Ростов на Дону. По приказу Сталина № 227 – «ни шагу назад», создавались заградительные и штрафные роты и батальоны. Опять с кораблей подбирали под метлу всех, кого было возможным.
На К-54 осталась только механическая группа. Нас отправили в маршевый батальон в районе Невских ворот, там отобрали минеров и комендоров и направили в Главный штаб Балтийского Флота, который размещался в здании академии им. Строева. Ночью несли сторожевую охрану на крыше здания штаба, осуществляли пропускной режим, работали на камбузе, заготовляли дрова на зиму и так до октября 1942 года.
В это время у меня в команде 8 человек и нас направляют в г. Зеленодольск на Волге во 2-й отряд вновь строящихся кораблей.
Здесь формировали экипажи судов в этом бассейне. Оттуда в поселок Сосновку Вятко-Польского района Кировской области на Морской охотник заводской № 9. К моему туда прибытию их строилось 5 единиц. Что представляли собой эти катера? Водоизмещение 50 тонн, длина 22 м., ширина 4,5 м., 3 авиационных мотора американской фирмы «Паккард», 1200 л. с. Каждый с оборотом валов 2500 в минуту. Вооружение: пушки 2 шт. калибра 45 мм, пулеметы тумбовые крупнокалиберные 12,7 мм и 2 шт., бомбы глубинные 12 шт. по 165 кг и малые 24 шт. по 36 кг каждые. Скорость около 45 узлов, экипаж 22 человека.
К новому 1943 году катера были готовы, кроме внутренней окраски помещений и заводских и государственных испытаний. Их погрузили на платформы, затворили чехлами, сформировали эшелон и покатили нас на Новосибирск – Семипалатинск – Алма-Ату –Ташкент – Ашхабад - Красноводск с прибытием в третей декаде 1943 года. Катера спустили на воду, все смонтировали и нас отбуксировали в Баку.
К концу июня закончили заводские и государственные испытания, катера вновь демонстрировали, вновь погрузили на платформы, эшелоном через Тбилиси прибыли в Поти, их спустили на воду, опробовали механизмы, сдали зачеты и к празднику Дня Военно-Морского флота на них подняли военно-морские флаги. Нашему катеру присвоили номер № 0912.
Катера были оснащены гидроакустическими станциями обнаружения подводных лодок, которые в это время активизировали свои действия. Ночью обстреливали поезда, шедшие по-над берегом в районе Сочи, нападали на суда охраняемые конвоем.
Один эпизод…
Август. Воскресенье. Стоим в Батуми, солнечно, тепло. По одну сторону пирса, пришвартовался линкор «Севастополь», заслоняя своей мощью почти все пространство бухты. На мачте развивается флаг командира эскадры. По другую - лагом наши катера, кажущиеся крошками. Дальше, вглубь бухты, сторожевик «Шторм», готовый после обеда выйти в море в сопровождении нашего конвоя. На линкоре, под тентом, в ожидании обеда, собрались офицеры. Команда: «Всем купаться». Попрыгали в воду и катерники. Я на камбузе готовлю обед. По боевой тревоге коки расписаны подносчиками снарядов в артиллерийских расчетах, часто гибли, а на вновь строящихся их вообще не было. Поэтому приходилось готовить самим. Камбуз, расположенный в носу катера возле форпика, тесный. 4 шт. форсунок работают на бензине, а он этилированный свинцовой присадкой. Дым, угар, жара, пот градом, соленая слеза и пот заливают глаза. По этой причине я не успеваю со временем команды «Всем купаться». Команда «Обедать». Говорю своим: «Разливайте сами, а я ополоснусь». Бултых за борт. Слышу, командира требуют на линкор. Командир эскадры объявляет ему выговор за мое купание, а чтобы я не остался в долгу, то командир для порядка, вкатил выговор и мне. Их бы на недельку загнать в камбуз, наверное, ворочать бы мозгами стали по-другому!
Тем временем, «Севастополь» тихим ходом выходит из бухты, за ним потянулись наши катера. Легкий бриз, солнце, одна тишь и благодать. Он набирает скорость, идет противолодочными курсами со скоростью 22 узла и не чувствуется, что мы идем в боевом охранении. К вечеру на траверзе открылся Новый Афон. Время подошло к ужину. Я наблюдаю, как на сторожевике матросы с котелками потянулись на бак за ужином. И в этот момент, что такое??? Корма линкора приподнимается и раздается страшный взрыв, поднявший ее и бросил все на палубу. Какой ужас!!!
На катерах боевая тревога, несколько катеров по сигналу начальника конвоя, подскочили к сторожевику, переносили раненных на катера оказывая возможную помощь.
На нашем катере взревели моторы нам команда: «Бомбы товсь», «Правая!», «Левая!», и таким порядком все остальные 10 штук. На остальных катерах, тоже самое. Море стонало страшным стоном.
На поверхности показалось пятно соляры и кусок какой-то светлой ветоши? Что это? С подводной лодки? Если бы ее накрыли, то все время, все больше и больше, на поверхности моря появлялась бы соляра. Если повреждена и на ходу, за ней тянулся бы шлейф соляры и, в этом случае, ее можно было бы добить. Этого не случилось. Можно предположить, что она имитировала свою гибель, а сама залегла на позволяющую глубину.
С Туапсе прибыл буксир и сторожевик увели на ремонт.
Израсходовав моторесурс, наш катер поставили на ремонт. После его ремонта, в октябре 1943 года под покровом ночи прибыли в Тамань. Позже начали прибывать и другие плавсредства, готовилась операция по освобождению Керчи.
29.10. 1943 г. в 14.00 получили приказ: «Пройти форсированным ходом неподалеку городской черты берега Керчи, вызвав огонь противника на себя». Катер идет указанным ходом. Уже отчетливо просматривается набережная. У всех внимание только туда! Я глянул назад на корму, а за катером тянется длинная светлая полоса, ближе к корме - густая песчаная. Блеснула мысль – катер всей мощью своих моторов в 3600 л. с.. летит на мель!
Мгновенно обратил внимание командира отделения Леши Алцыбеева, он вспрыгнул на мостик к командиру: «Стоп!» «Назад!», показывая рукой на корму, тот среагировал мотористам, те отработали команду, но катер назад не пошел, продолжая по инерции скользить по песку на мель. Винты засасывает в песок, моторы заглохли, тишина только волны плещутся о борта.
Раздался голос Леши Алцыбеева: «Ну, братцы, теперь держись!». И тут же три снаряда с правого борта, тоже с левого, по носу, за кормой… Я уже не следил, но мысль работает – сейчас накроют! Хватились за багры, пытались спихнуть катер с мели. Куда там! Безрезультатно! Но… При постройке катера, на нем была установлена опытная станция системы горизонтальных рулей успокоения качки при стрельбе. На испытаниях в Баку, нас так выдрессировали, что одновременной перебежкой с борта на борт достигалось создавать качку до необходимого крена. Этот метод мы использовали здесь, создав качкой свободное пространство под днищем катера. В какой-то миг, какое счастье! Волна девятой валы приподняла катер, взревели моторы, он дал полный ход назад развернулся и пошел зигзагами обратным курсом, сопровождаемый взрывами снарядов с царапинами осколков на бортах.
Не обрати я внимания, катер с полного хода вылетел бы на мель, завалился полностью на борт, и тогда была бы хана.
Цель неподвижная! Почему немцы не расстреляли катер?! До сих пор остается тайной. Полагаю, в первом случае, видимо они уповали на то, что катер на мели, никуда он не денется, а ночью подгонят БДБ – быстроходная десантная баржа с двумя дизелями, мелко сидящая, бронированная 20-ти мм броней, с пушкой 100 мм калибра и двумя 20-ти мм калибра автоматическими пушками, стянут его смели в качестве трофея. Но конец этой операции, для нас, был не предсказуемый.
Во-вторых – возможно пытались определить дальнейшие действия катера.
Истинно можно поверить, что в этом эпизоде, мы родились в счастливых рубашках.
Через два дня – 31.10. 1943 г. в 20. 00 в Тамани катер на борт принял десант, на буксире мотобот с 6-ти весельным баркасом, в составе армады 102 единиц плавсредств, преодолевая крутую волну, взяли курс на Эльтиген – рыбацкий поселок приблизительно в 20-ти км на юг от Керчи.
Как всегда, в это время, над проливом беснуется 7-8-ми бальный шторм. Перегруженные мелкие плавсредства заливало волной, десантники своими касками вычерпывали воду.
Я находился спереди ходовой рубки, придерживаясь за ее круговой поручень, чтобы не свалиться за борт. Перед отправкой, зная куда идем, переоделись во все чистое по форме № 5 - в бушлатах и сапогах, взяли себе только необходимое дорогое сердцу и документы.
Вот уже и Эльтиген обозначился прожектором, автоматически посылавшим свои лучи в темень ночи.
Лучи, каждый раз приближаясь к катеру, будили в душе смутные настроения. То они представлялись художественной прозой Алексея Толстого - космическими или лазерными, вот - вот, как кинжалом переполосуют тебя две части. Или сейчас за лучом заговорят пушки, минометы и автоматические трассирующие очереди…
А берег, убаюканный штормовой непогодой, спит?!
В 5.00 с Тамани заговорили пушки, перепахивая береговую оборону противника.
Мотобот с баркасом пошли к берегу, не имея реверса заднего хода, его и баркас волной выбросило на берег, а он должен с катера снять десант.
На большинстве катеров сложилось такое же положение. Над районом высадки десанта, на парашютах повисло несколько осветительных раке, стало светло как днем. Немцы, а в основном румыны, проспали десант и с жестокостью все средства огня бросили на него. Море взревело от снарядов и мин, автоматические очереди трассирующих пуль, что называется, косили в полном смысле этого слова все, что оказывалось на их пути. Все задвигалось, маневрируя, уклоняясь от огня, образовалось толчея. Командир, видя такое положение, по своей инициативе или по приказу свыше, рискуя гибелью катера и экипажа, направил его полной мишенью вдоль берега правым бортом. Команда его: «Дым шашки зажечь!»
Я кинулся на корму, в полуметре от меня полоснула трассирующая автоматическая очередь, но командир уже среагировал, отвернув корму и очередь прошла мимо. Мощная дымовая завеса, на какое-то время закрыла с берега десант, но ветер был не с нами, её развеяло и унесло за посёлок.
Послышалось громкое «Ура!» - это, высадившиеся первыми с мотоботов, два батальона морской пехоты, сокрушали оборону противника. Я, занятый своими обязанностями у пулемета, как-то не заметил, не обратил внимания, что район высадки опустел. Катера с не высадившимся десантом покинули район высадки, ушли в Тамань. А к нам, в предрассветной мгле подскочил катер, с которого в мегафон: «Командиру катера 0912, при любых обстоятельствах, высадить десант!»
Командир лейтенант Кращенко направил наш катер к берегу. В ста метрах от него оказалась отмель, за ней углубление полтора метра и опять отмель. По катеру с берега сосредоточили весь огонь. Особенно тяжелая дуэль выпала на долю расчетов носового и кормового орудий под командой старшины 1 ст. Найденова и ст. краснофлотца Гуменного. Мы с Лешей Алцыбеевым с пулеметов подавляли пулеметные точки противника, только успевая менять коробки с пулеметными лентами.
Десантники, в ужасе распластавшись на палубе, на команду командира: «Десантникам в воду!», ни каким образом не реагировали. Он соскочил с мостика с пистолетом в руке: «Всех бросать в воду!» а сильный ветер и штормовая волна делали свое черное дело - катер развернулся левым бортом к берегу и он полностью сел на отмель, неподвижной мишенью.
Я полагаю, что этого могло не случиться если бы командир в этих экстремальных ситуациях занимался своими прямыми обязанностями – зорко следил за катером, удерживая его кормой за волну. Для обеспечения выполнения авральных работ на катере есть боцман. Загорелась ходовая рубка, в ней ранен помощник командира, младший лейтенант Соколов Н. А., ведший вахтенный журнал. Появились раненные в артрасчетах. Снаряд с берега разворотил ниже ватерлинии дыру, вода заливает отсек. Катер освободили, но часть десантников до берега так и не добрались, кто не умел плавать, а кто от огня с берега.
Предпринятые все меры спасти катер результатов не дали. Командир дал команду: «Личному составу покинуть катер». Доплыли до берега. Вокруг лежат убитые, подхватили их винтовки и вперед.
Как я отметил выше, катера, не высадив десанта, ушли в Тамань. Не высажено командование дивизией. Начальник штаба одного из полков молодой капитан Ковешников передал на землю: «Командование десантом взял на себя».
Мы предстали перед ним, командир доложил обстоятельства гибели катера, нам отвели участок обороны в противотанковом рву за поселком на северо-восток. Немцы с самолетов, разведав малочисленность десанта, начали штурм с воздуха, а затем и с суши. Бомбардировщики бомбили, штурмовики обстреливали наши позиции. Появились наши истребители и разогнали эту свору. На душе стало светлее, что нас не забывают. Необходимо отметить, что к этому времени наши силы в воздухе немцам не уступали. С северо-востока в фланг нашей обороны подошли немецкие танки, автомашины интервалом одна за другой на ходу выбрасывали солдат – автоматчиков. Мы как могли, вели со своих берданок по ним огонь. Немцы рассредоточились за танками пошли в атаку. У нас за спиной море, отступать некуда. Правее от нас оборону занимал взвод ПТР, они подбили танки, а немецкая пехота, видя моряков и наступавшую темноту в атаку не пошла.
Смеркалось, командир связался с Ковешниковым, нам разрешили погрузиться на прибывавшие судна, вернуться в Тамань. На другой день командир доложил командованию обстоятельства гибели катера. Решено, вечером с третьим эшелоном десанта вернуться в Эльтиген, завести пластырь на пробоину, откачать воду из отсеков, завести буксир на одно из судов, снять с мели катер и отбуксировать его в базу на ремонт.
Со вчерашнего дня не кушали, две ночи не спали, продрогли от морской купели. К вечеру получили 3-х дневный паек, в том числе 7,5 литра спирта. Предвкушаем возможность подкрепиться и утолить жажду голода. Однако и здесь нас подстерегала большая беда. Пришли в порт. Военных яблоку негде упасть, это готовился третий эшелон десанта на Эльтиген. Тут же прибыла грузовая автомашина с артистами, раскрыли борта, устроив импровизированную сцену, идет концерт, но нам не до концерта. Прошли на пирс, наблюдая за маневрированием катеров на рейде. Оглянулся назад, а он пустой, последние десантники только сверкают каблуками. Слышу, заработали зенитки, глянул в небо, в сторону Керчи, на большой высоте летит в полном смысле слова армада бомбардировщиков, их охраняют истребители. Во всю прыть, где только силы взялись, добегаю до берега, если повернуть влево - накроют, бегу вправо – возможно проскочу, пока еще не начали бомбить. Берег высокий, в нем к воде прорыта ущелина – спуск. Немцы в период оккупации проложили узколейку и по ней с глубинки вагонетками спускали кубанскую пшеничку в баржи и по Дунаю ее отправляли в Германию. Слышу свист бомбы, я в щель под стенку упал. Сильный взрыв, меня оглушило, присыпало землей, вверху горит база ГСМ, благое дело горящее топливо не льется вниз. Впереди вижу боцмана Корзинкина тоже оглушенный, не слышит, показывая на уши, у него с куртки на спине торчат клочья ваты, а чуть дальше впереди старший командир Гуменный Н. В. его контузило, проделывает сальто, как подстреленный заяц.
Я взвалил его на спину, доволок в станицу в санчасть, сдал его врачам. Уже стемнело, в том же дворе, в какой-то постройке переночевал, а утром пошел в порт. Что я там увидел? Сгоревший бронекатер и обгоревший возле него пирс, разбиты сейнеры и катер, пирс во многих местах разбит, на берегу много воронок от бомб. Встретил своих, они до бомбёжки успели убежать с пирса прихватив продукты и тут же в прорытой в крутом обрыве берега пещере укрыться. Командира с ними не было. Судьба его до сих пор не известна. Отыскали командира дивизиона капитана 3-его ранга Глухова, он дал указание разместиться в подвале разбитой школы и ждать его распоряжений, видимо полагая нашим составом комплектовать экипажи катеров пострадавших в бою. Все эти дни он водил конвои с десантом в Эльтиген, а 10 ноября 1943г. передал нам распоряжение: «Добираться на базу», чтобы включить в состав экипажа.
К этому времени немцы полностью с моря блокировали подходы к Эльтигену. Они встретили его конвой, завязался жестокий не равный бой. В этом бою командир погиб и погибла вся верхняя команда катера кроме машинной команды. Нас переправили в Новороссийск на переформирование и лечение».
Заключение
После освобождения Керчи участвовал в морских военных операциях в Новороссийске (сопровождали грузовые корабли, танкера).
После освобождения Крыма вернулся в Керчь. Работал на заводе «Залив» им. Бутомы, тогда это был завод № 532, в отделе кадров.
В 70-е годы работал в специальном отделе шифровальщиком. Последние 26 лет начальником мобилизационного отдела завода «Залив».
В 1981 году Яков Харлампиевич ушел на пенсию и все свое свободное время отдавал патриотическому воспитанию подрастающего поколения.
Яков Харлампиевич был частым гостем в школах, училищах города. Входил в состав Городского Совета Ветеранов Великой Отечественной Войны. Являлся почетным жителем нашего города-героя и покинул этот мир в 2016 году.
За свой боевой подвиг, за труд по восстановлению разрушенного хозяйства, общественную деятельность Яков Харлампиевич был награжден: «Орденом Отечественной Войны І степени», «Орденом Красной Звезды», медалями «За освобождение Ленинграда», «За освобождение Кавказа», «За победу над Германией». Ему вручались юбилейные медали в честь 30-летия, 40-летия, 60–летия, 65-летия Победы. В копилке юбилейных знаков к памятным датам много наград от нашего города-героя.
11 марта 2016 года перестало биться сердце Ветерана. Яков Харлампиевич окончил свой жизненный путь
.
